Римское право. Обязательства, возникшие без договора

1. Обязательства как бы из договора

Римские юристы классического периода знали ситуации, в которых основанием для возникновения обязательства не является ни договор, ни деликт, и разрабатывали правовые средства регулирования обязательственных отношений в таких случаях.

Установление подобных обязательств по большей части вело к возникновению таких отношений между сторонами, которые обычно возникают при наличии договора между ними. Поэтому в кодификации Юстиниана было введено общее понятие obligationes quasi ex contractu (обязательств как бы из договора) для обозначения таких обязательственных отношений, которые не вытекают из договора (и не являются следствием недозволенных действий), но похожи на договорные отношения.

В частности, именно к этой группе относили обязательства, которые принимал на себя опекун или попечитель в отношении своего подопечного, взаимные права и обязанности лиц, которые случайно, без договора между ними, оказались собственниками общего имущества [1], а также обязательства наследника выполнить те или иные распоряжения, сделанные в завещании. Наиболее важное значение имело правовое регулирование двух достаточно сложных ситуаций – ведения чужих дел без поручения и неосновательного обогащения.

Ведение чужих дел без поручения (negotiorum gestio). Обязательства как бы из договора возникали в том случае, если одно лицо (gestor – «исполнитель») по собственной инициативе начинало вести дела другого лица (управлять имуществом, производить ремонт, кормить или лечить рабов и животных), причем хозяин (dominus) не давал исполнителю такого поручения, и не мог позаботиться о своем имуществе сам в силу болезни, отсутствия и т.д. Таким образом, для установления обязательств ввиду ведения чужих дел требовались следующие условия:

1. заботясь о чужом имуществе, исполнитель действует не в собственных интересах (будучи арендатором, обладателем узуфрукта и т.д.), а только в пользу хозяина имущества;
2. исполнитель предпринимает данные действия не в исполнение договорных или прочих обязательств, не по поручению хозяина или другого лица, а исключительно по собственной воле;
3. взявшись вести чужие дела, исполнитель имеет и проявляет намерение оказывать услуги безвозмездно, но расходы отнести на счет хозяина [2];
4. действия исполнителя для хозяина действительно полезны и необходимы [3].

При соблюдении перечисленных условий ведение чужих дел без поручения служило основанием для возникновения следующих обязанностей сторон.

Обязанностями исполнителя (gestor) являлись:

1. выполнение предпринятых действий с пользой для хозяина и с большой заботливостью;
2. возмещение любого ущерба, нанесенного имуществу хозяина по вине исполнителя, даже вследствие легкой небрежности [4];
3. предоставление хозяину отчета о своих действиях и передача ему всех причитающихся ценностей, включая доход от действий самого исполнителя.

Обязанность хозяина сводилась к тому, чтобы оплатить исполнителю все расходы, которые тот понес в связи с ведением чужих дел. Возмещению подлежала, разумеется, та сумма, которая была израсходована целесообразно, с пользой для дела. Если действия исполнителя были полезными и необходимыми, но не привели к желаемому результату, его издержки все равно следовало возместить. «Если исполнитель ремонтировал дом или лечил раба, то он имеет право на иск, даже если дом сгорел, а раб умер». Согласно преторскому эдикту, обеим сторонам предоставлялась возможность осуществить свое право через суд, предъявив «иск доброй совести». Иск со стороны хозяина назывался actio negotiorum gestorum («иск о ведении чужих дел»), а исполнитель, соответственно, имел право на обратный иск — actio negotiorum gestorum contraria.

Неосновательное обогащение. Целый ряд «обязательств как бы из договора» возникал согласно следующему общему принципу: «естественная справедливость не позволяет допускать, чтобы кто-либо неправомерно обогащался в ущерб другому» (D. 50. 17. 206). Обогащение одного лица за счет другого без достаточного правового основания было, таким образом, признано несправедливым. Поэтому тот, кто случайно получил не причитавшиеся ему деньги, или присвоил без оснований чужую вещь, или обогатился бесчестным, аморальным путем, должен был, по мнению римских юристов, возвратить собственнику ту же индивидуально определенную вещь или то же количество родовых вещей, которые составляли неосновательное обогащение. По всей видимости, римское право не знало общего понятия «обязательств из неосновательного обогащения», однако именно под этим названием можно объединить разнообразные обязательства, исполнения которых римляне добивались несколькими исками, относившимися к разряду condictio (разновидность личных исков «строгого права»). К их числу принадлежали следующие.

• (а) Condictio indebiti (иск о возврате недолжного). Этот иск предъявлялся тому лицу, которое получило деньги, вещи или права по ошибке, в качестве платежа по долгу, которого на самом деле не существовало. Использовать этот иск можно было при том условии, что добросовестно заблуждались обе стороны – и тот, кто уплатил несуществующий долг, и тот, кто обогатился в результате этого [5]. Нельзя было с помощью этого иска требовать обратно уплаченное по «натуральному обязательству»: если ты вернул долг рабу или подвластному сыну, у тебя нет права на «возврат недолжного», поскольку долг действительно существовал, хотя тебя никто не принудил бы его платить. Лицо, оказавшееся должником в результате ошибки, обязано было возвратить собственнику или ту же самую индивидуально определенную вещь, или то же количество родовых вещей. Вместе с вещью следовало возвратить плоды, ею произведенные. Случайная гибель индивидуально определенной вещи освобождала должника от обязательства.
• (б) Condictio causa data causa non secuta (иск о возврате того, что было дано с определенной целью, которая не осуществилась) [6]. Если одно лицо предоставляет другому имущественную выгоду (деньги, вещи, права), имея в виду определенную цель, которая должна осуществиться в будущем, а этого не произошло, можно предъявить данный иск с требованием о возврате полученного. «Если участок передан в качестве приданого, а брак не состоялся, землю можно вернуть кондикционным иском» (D. 12. 4. 7).
• (в) Condictio ex causa furtiva (иск о возврате полученного от кражи). Этот иск служил одним из средств истребования украденной вещи у вора или его наследников. Его применение было удобным в некоторых случаях, например, тогда, когда украденная вещь погибала и простой виндикационный иск («отдай мою вещь») был невозможен. Истцом мог быть только собственник вещи. Содержание иска сводилось к требованию вернуть украденное, а в случае гибели вещи (даже случайной) – ее наивысшую стоимость за время между кражей и судом; кроме того, возмещалась стоимость всех плодов, которые вещь могла принести за это время, независимо от того, получил ли вор эти плоды, или нет.
• (г) Condictio ob turpem causam vel ob injustam causam (иск о возврате полученного на незаконном или безнравственном основании). Цель и содержание данного иска были примерно теми же, что у предыдущего. Его можно было применять и для возврата украденного, если истец считал неудобным употреблять слово «кража», как, например, в том случае, когда один супруг присваивал имущество другого. Этим же иском можно было потребовать возвращения залога у недобросовестного кредитора, который, получив деньги, не желал отдавать заложенную вещь. Если деньги были уплачены в обмен на обещание не совершать то или иное преступление, их также можно вернуть как полученные на противоправном основании. Главное ограничение, предусмотренное в отношении данного иска, заключалось в том, сам истец не должен был участвовать в безнравственных и противоправных действиях. В Дигестах (12. 5. 3) приводится такой пример: если ты дал взятку судье, но он не вынес решения в твою пользу, у тебя нет права требовать деньги назад.
• (д) Сondictio sine causa (кондикционный иск без указания основания). В прочих случаях неосновательного обогащения применялся такой «неопределенный» иск. В Дигестах есть описания казусов, которые не давали основания для предъявления перечисленных выше кондикционных исков, но содержали признаки неосновательного обогащения, вследствие чего приходилось использовать condictio sine causa. Деньги одного лица в куче монет смешались с деньгами другого; в этой ситуации виндикация бесполезна, т.к. отделить свои деньги от чужих невозможно, кражи или уплаты недолжного также нет, так что остается только condictio sine causa, чтобы потребовать столько же денег, насколько за твой счет обогатился ответчик (D. 12. 1 19). Другие примеры применения данного иска для возврата ценностей: лодка или другая плавучая вещь течением отнесена во владения другого лица (D. 12. 4. 2), деньги получены от сумасшедшего (D. 44. 7. 24) и т.д.

2. Обязательства из деликтов

Термин «delictum» в римском праве обозначал противоправное действие, за совершение которого следовало нести ответственность. В зависимости от того, каков был характер ущерба, причиненного противоправным деянием, и какая ответственность полагалась за данное правонарушение, деликты делились на публичные и частные.

Публичным деликтом или преступлением (crimen) считалось правонарушение, представлявшие собой серьезную опасность для общества в целом и влекущее за собой физическое наказание нарушителя, либо штраф, идущий в государственную казну. Дела о преступлениях рассматривались в уголовных судах. Источником обязательств такие деликты не являлись.

Частный деликт (delictum privatum), в отличие от преступления, рассматривался исключительно как посягательство на интересы частных лиц. В классический период следствием частного деликта было установление обязательства, которое давало потерпевшему право требовать однократного или многократного возмещения ущерба или уплаты штрафа в его, потерпевшего, пользу [7].

Общими признаками частного деликта являлись:

1. Совершение противоправного действия (или воздержание от требуемого правом действия), следствием чего явился вред, причиненный другому лицу. Одно лишь намерение совершить подобное действие частным деликтом не считалось. Требовалось доказать и то, что между совершенным действием и нанесенным ущербом существовала прямая причинная связь.
2. Наличие субъективной вины, т.е. злого умысла, грубой неосторожности или легкой небрежности со стороны совершившего противоправное действие. В классический период этот признак считался обязательным, хотя ранее, в древнейшие времена, ответственность за нанесенный ущерб можно было понести и без вины, например, в случае, когда последствия тех или иных действий было невозможно предвидеть.
3. Возможность отнести данное деяние к перечню деликтов, установленному законом и преторским эдиктом. Было недостаточно того, чтобы доказать, что действия нарушителя являлись противоправными, виновными и нанесли ущерб потерпевшему; требовалось также определить, какой именно из предусмотренных правом деликтов был совершен в данном случае, иначе обязательства не возникало.

Само совершение деликта приводило к установлению обязательства, которое, как и обязательство из договора, следовало исполнить добровольно, а неисполнение влекло за собой иск со стороны кредитора, каковым становился потерпевший. Применялись в данной ситуации и другие общие правила об обязательствах, разработанные римскими юристами.

Тем не менее, были и существенные отличия обязательств из деликта от договорных обязательств:

1. Обязательство из деликта не передавалось по наследству и прекращалось со смертью нарушителя [8], а в некоторых случаях – и со смертью потерпевшего (когда ущерб был связан с личностью потерпевшего, а не его имуществом, как, например, в результате обиды, оскорбления и т.д.).
2. Если виновными в совершении деликта были несколько лиц (включая соучастников, подстрекателей, пособников), и за совершение такого деликта полагалось уплатить штраф, то ответственность должников становилась не долевой или солидарной, как в договорных обязательствах, а кумулятивной ответственностью, т.е. каждый должник обязан был уплатить потерпевшему полную сумму штрафа. Для этого штрафной иск предъявлялся каждому из виновных отдельно [9].
3. Деликты, совершенные рабами и подвластными лицами, налагали т.н. ноксальную ответственность (от латинского «noxa» – кара) на домовладыку. Если за исполнение договоров, заключенных подвластными и рабами, pater familias отвечал далеко не всегда, то ноксальный иск (actio noxalis) из деликта обязательно предъявлялся домовладыке, которому предлагалось либо заплатить требуемую сумму, либо выдать виновного головой потерпевшему для наказания. Этот восходящий к глубокой древности порядок распространялся даже на прирученных животных: хозяин либо платил за причиненный ими ущерб, или отдавал животное потерпевшему. При этом ответственность возлагалась на того домовладыку, в чьей власти находилось подвластное лицо, животное или раб в момент предъявления иска, а не в момент совершения деликта.
4. Обязательство из деликта возникало и тогда, когда правонарушителем являлось несовершеннолетнее лицо, которое еще не могло принимать на себя обязательства из договора.
5. Обязательства из деликта (кроме самых древних, предусмотренных цивильным правом), действовали только в течение года, который давался потерпевшему для предъявления иска. Договорные обязательства такого ограничения не знали.

К числу основных частных деликтов по римскому праву принадлежали injuria, furtum, damnum injuria datum, rapina, metus, dolus, injuria creditorum. Рассмотрим их по отдельности.

Injuria. Данный термин буквально переводится как «несправедливость», «противоправное деяние», но в качестве названия деликта означает нанесение личной обиды или оскорбления.

Первоначально, по Законам XII таблиц, была предусмотрена ответственность лишь за физическое посягательство на личность потерпевшего, причем за членовредительство полагался талион («если не договорятся»), за сломанную кость или другое тяжкое телесное повреждение – штраф в размере 300 медных ассов, а за побои и обиды с менее тяжкими последствиями – штраф 25 ассов (VIII. 2 – 4). Позднее преторы расширили и отчасти уточнили понятие injuria. К этому деликту были отнесены грубые словесные оскорбления, писание пасквилей и другие действия с целью опорочить личность, «оскорбление невинности» женщин и детей и т.д.

Одновременно старинный способ исчисления штрафов был заменен более гибкой системой: с середины II в. до н.э. виновному предъявлялся «оценочный иск об обиде» (actio injuriarum aestimatoria), в котором истец сам оценивал сумму возмещения за обиду, а суд в пределах данной суммы определял размер штрафа. Особо тяжким деликтом (injuria atrox) считалась серьезная обида, нанесенная значительному лицу днем и в публичном месте; в этом случае сумму штрафа определял претор.

Накануне классического периода отдельные проявления injuria стали рассматриваться как преступления и преследоваться в уголовном порядке. Так, закон диктатора Суллы «lex Cornelia de injuriis» в 81 г. до н.э. давал пострадавшим от побоев и насильственного вторжения в жилище право обращаться в уголовный суд. Затем императорское законодательство ввело уголовную ответственность и за некоторые другие виды injuria. В постклассический период уже любая injuria считалась уголовно наказуемым деянием. Таким образом, у потерпевшего был выбор: либо предъявлять обидчику «оценочный иск» и добиваться материального возмещения, либо привлекать его к уголовной ответственности.

Furtum («воровство»). Воровством считалось любое умышленное противоправное деяние в отношении чужой вещи, которое принесло выгоду нарушителю. Понятие furtum в римском праве было более широким, чем «кража» в современных уголовных кодексах, поскольку, как заметил Павел, «воровством является совершенное по обману присвоение или самой вещи, или даже пользования, либо владения ею ради извлечения выгоды» (D. 47. 2. 1). Поэтому воровством считалось и тайное похищение чужой собственности, и открытое ее присвоение, и растрата чужих средств, и противоправное пользование чужим имуществом (например, сданной на хранение вещью), и «кража владения», т.е. изъятие вещи не у собственника, а у добросовестного владельца или залогодержателя.

Необходимыми признаками furtum, таким образом, являлись:

1. изъятие вещи или ее полезных свойств,
2. отсутствие согласия на это собственника или владельца;
3. цель — получение выгоды,
4. умышленный характер деяния.

Ответственность за furtum изменялась с течением времени. Законы XII таблиц разделили воровство на «открытое» (furtum manifestum), когда вора сразу же брали с поличным, и «тайное», (furtum nec manifestum) когда ему удавалось скрыто унести украденное. «Открытое воровство» приводило к тому, что виновного подвергали бичеванию и отдавали его потерпевшему в рабство, то ли навсегда, то ли с целью последующего выкупа или продажи. Если кража происходила ночью, либо если вор оказывал вооруженное сопротивление, его дозволялось убить [10]. С «тайного вора» взыскивали двойную стоимость украденного. Если же в доме подозреваемого проводили обыск и обнаруживали украденную вещь, вор (или укрыватель краденого) платил ее тройную стоимость [11] (Законы XII таблиц. VIII. 12 — 16).

По-видимому, уже во II в. до н.э. эта система наказаний была изменена преторами, которые ввели имущественную ответственность за «открытое воровство» и установили следующую систему санкций по нескольким разновидностям «иска о воровстве» (actio furti): вор, пойманный с поличным, а также тот, кто отказался выдать украденную вещь (но потом был уличен), и тот, кто сопротивлялся обыску, уплачивали штраф в четырехкратном размере; если вещь находили при обыске, следовало уплатить ее трехкратную стоимость; столько же платил вор, подбросивший краденое в чужой дом, где вещь обнаружили при обыске; наконец, двойную стоимость похищенного полагалось уплатить виновному в «тайном воровстве». Таким образом, в классический период все виды воровства стали считаться частными деликтами.

Ко времени Юстиниана система наказаний была упрощена: остались только четырехкратный штраф за «открытое воровство» и двукратный штраф за «тайное воровство», и любые действия воров и соучастников подводились под одну из этих двух категорий. Взыскания штрафа в свою пользу по «иску о воровстве» мог добиваться не только собственник украденных вещей, но и любое лицо, чьи имущественные интересы пострадали в результате деликта – владелец или арендатор вещи, кредитор, у которого украли заложенную вещь (даже если вор – ее собственник), портной, из мастерской которого похитили отданное ему в починку платье, и т.д. Помимо штрафа, потерпевший мог потребовать возвращения украденной вещи, предъявив виндикационный иск, иск condictio ex causa furtiva, или воспользовавшись другим правовым средством. Лицо, признанное виновным в воровстве, также подвергалось бесчестию (infamia). Ответственность за деликт, совершенный рабом или подвластным лицом, нес домовладыка, которому предъявлялся уже упоминавшийся ранее ноксальный иск.

Damnum injuria datum («противоправно нанесенный ущерб»). Первоначально, в древнейший период, причинение имущественного вреда другому лицу без материальной выгоды для нарушителя (т.е. без признаков воровства) рассматривалось как разновидность общего деликта injuria. В 286 г. до н.э. народным собранием Римской республики был принят особый «закон Аквилия», который определил damnum injuria datum как отдельный деликт, отменил все предшествовавшие нормы относительно противоправно нанесенного ущерба и заново установил ответственность за порчу чужого имущества.

За убийство чужого раба или животного закон Аквилия предписывал заплатить потерпевшему ту цену данной «вещи», которая была наивысшей в течение предшествовавшего года. Увечье, нанесенное чужому рабу или животному, а также уничтожение или повреждение любой другой вещи подлежало возмещению в размере наивысшей стоимости вещи за последние 30 дней до совершения деликта. Если ответчик на суде отрицал свою вину, но затем был уличен, сумма увеличивалась вдвое. На основании этого законодательного акта появился «иск по закону Аквилия», который нарушителю мог вчинить собственник поврежденного имущества (но не владелец и не держатель). Данный иск классические юристы признали смешанным, т.е. штрафным и персекуторным одновременно [12]. Иск по закону Аквилия предъявлялся лицу, виновному в нанесении ущерба, пусть даже эта вина была легкой небрежностью.

Под действие этого закона подпадали только случаи нанесения прямого физического ущерба имуществу пострадавшего – damnum corpore corpori datum, т.е. «ущерба, нанесенного телу телом». Сюда не относился вред, нанесенный чужому имуществу без прикосновения к нему (если виновный, к примеру, напугал лошадь, и она упала с обрыва, или открыл клетку и выпустил на волю чужую птицу). Позднее преторское право дало средства защиты и тем, чье имущество пострадало от действий, не предусмотренных законом Аквилия.

Одним из таких средств был соответствующий «иск по аналогии» (actio utilis), в формуле которого содержалось предписание судье разрешить дело так, как разрешались аналогичные дела по закону Аквилия. Для привлечения к ответственности лица, которое склонило к побегу или воровству чужого раба, т.е., по воззрениям римлян, также было виновно в порче чужого имущества, преторами был введен специальный «иск об испорченном рабе» с требованием возместить ущерб в двойном размере. Кроме того, в классический период ответственность за damnum injuria datum была усилена тем, что с виновного взыскивалась не только стоимость вещи, но и упущенная выгода. Если же материальный ущерб был причинен группой вооруженных лиц, особый иск, введенный преторами в I в. до н.э., предусматривал возмещение ущерба в четырехкратном размере, если истец обращался в суд в течение года после деликта.

Rapina («грабеж»). Противоправное изъятие чужого имущества с помощью насилия первоначально трактовалось как разновидность воровства, однако со временем стала очевидной несправедливость такого положения, поскольку грабителю обычно удавалось скрыться с добычей, и поэтому его действия следовало считать «тайным воровством» (с двукратным возмещением стоимости похищенного вместо четырехкратного, как при «открытом воровстве»). В 76 г. до н.э. претор Лукулл ввел особый «иск об имуществе, отнятом силой» (actio vi bonorum raptorum), который предусматривал четырехкратное возмещение ущерба, если иск предъявлялся в течение года (и однократное возмещение, если год уже истек). С этого времени грабеж стал считаться отдельным деликтом.

Dolus («обман»). Когда в римском праве стал укореняться принцип толкования сделок «по доброй совести», претор Аквилий Галл в 66 г. до н.э. ввел особый «иск об обмане» (actio doli). Тем самым к перечню частных деликтов добавился dolus – умышленный обман партнера в момент заключения договора или во время существования обязательственных отношений. В преторском эдикте было сказано, что данный иск следует использовать в том случае, если обманутое лицо для своей защиты не имеет других правовых средств (D. 4. 3. 1). Само понятие «обмана» оставалось весьма неопределенным, так что самые различные проявления недобросовестности в отношении другой стороны могли рассматриваться как dolus, если затруднительно было применить иск, вытекающий непосредственно из договора. Для защиты интересов лица, которого недобросовестный партнер пытался через суд принудить к исполнению обязательства, существовало «возражение со ссылкой на обман» (exceptio doli). Подробнее о правовых последствиях dolus см. главу III данной части, рубрику: «Условия действительности договора».

Metus («угроза»). Данный деликт, состоявший в принуждении другого лица к заключению сделки с помощью угроз, стал служить поводом для отдельного иска несколько ранее, чем обман, когда «иск об угрозе» (actio quod metus causa) и «возражение со ссылкой на угрозу» (exceptio quod metus causa) были введены претором Октавием. Данный иск предъявлялся любому лицу, получившему материальную выгоду от деликта. Подробнее о нем см. ту же рубрику.

Fraus creditorum («недобросовестные действия в ущерб кредиторам»). В тех случаях, когда кредитор обращал взыскание на имущество неплатежеспособного должника, нередко обнаруживалось, что стоимость имущества не покрывает суммы долга, хотя в момент заключения сделки должник казался достаточно состоятельным человеком. Причина состояла в том, что должник пытался хитростью спасти свое имущества от взыскания, передавая его в дар родным и знакомым, осуществляя фиктивную продажу и т.д. Подобные действия в ущерб кредиторам рассматривались как деликт, если удавалось показать недобросовестность той или иной сделки, направленной на уменьшение имущества должника. Со стороны самого должника недобросовестность выражалась в том, что он сознательно уменьшал свое имущество, хотя знал о наличии долга, а недобросовестность лица, принявшего ту или иную часть имущества должника, проявлялась в том, что данное лицо сознавало, с какой целью должник это имущество отчуждает в их пользу.

Кредитор, обнаруживший, что должник намеренно уменьшил размеры своего имущества, имел несколько правовых средств для защиты своих интересов. Самым быстрым и эффективным из них являлся interdictum fraudatorium – специальный интердикт, посредством которого претор, рассмотревший жалобу кредитора, требовал немедленно расторгнуть обманную сделку и возвратить отчужденное имущество должнику. Если лицо, которое приобрело вещи должника, возражало против интердикта, ему кредитор предъявлял судебный иск, получивший по имени одного из преторов название Павлова иска (actio Pauliana) и существовавший уже в I в. до н.э. С помощью Павлова иск можно было привлечь к ответственности и самого должника, но кредитору, как правило, было выгоднее подать в суд на того, кто владел отчужденной частью имущества. Истец должен был доказать, что сделка, направленная на уменьшение имущества должника, содержала признаки деликта fraus creditorum. Если это удавалось сделать, ответчик присуждался к возмещению всего ущерба, нанесенного кредитору. Лишь в том случае, когда ответчиком являлся тот, кто приобрел имущество должника небезвозмездно, и при этом не знал, что участвует в обмане кредитора, присужденная истцу сумма ограничивалась размерами полученного от сделки обогащения. Также в пределах обогащения отвечали по иску наследники лиц, заключивших такие сделки с должником.

3. Обязательства как бы из деликтов

Некоторые обязательства, так же, как и обязательства из деликтов, имели своим источником некие недозволенные действия, однако эти действия римские юристы не могли считать деликтами по тем или иным формальным признакам: либо еще не наступили вредные последствия деяния, либо не установлена вина исполнителя, либо не определена личность виновного. В «Институциях» Юстиниана (3. 13. 2; 3. 27. 4. 5) несколько подобных случаев объединяются в одну группу под названием «обязательства как бы из деликта» (obligationes quasi ex delicto). К их числу относятся следующие.

1. Judex litem suam fecit («судья сделал процесс своим»). Если судья нарушил свои обязанности, например, не явился в назначенный день, или вынес неверное решение, потерпевшая сторона имела право привлечь к судебной ответственности его самого и потребовать возмещения ущерба. Так судья «делал процесс своим», т.е. сам превращался в ответчика. Наличие вины в действиях судьи было трудно доказать, так что его действия не рассматривались как деликт, и тем не менее, обязательство возместить ущерб возникало.
2. Actio de positis vel suspensis («иск о поставленном или подвешенном»). Такой иск мог предъявить любой римский гражданин, обнаруживший, что на крыше, стене или окне какого-то дома нечто поставлено или подвешено так, что может упасть и поранить прохожих. Кто именно был виновен в данной неосторожности, не имело значения, поскольку к ответственности привлекался только хозяин дома, которому следовало уплатить штраф в сумме 10 тысяч серебряных монет (сестерциев). Эти деньги выдавались тому, кто заметил опасность и предъявил иск.
3. Actio de effusis vel dejectis («иск о вылитом или выброшенном»). В данном случае обязательство возникало в результате того, что из частного дома что-либо было вылито или выброшено, причинив ущерб имуществу или здоровью гражданина. Если было невозможно установить, кто именно бросил вещь, по иску пострадавшего отвечал хозяин дома [13], который присуждался к уплате двойной суммы нанесенного имущественного ущерба. Свободный человек, которому выброшенная вещь нанесла ранение, взыскивал с хозяина дома стоимость лечения, потерянного заработка и т.д., причем сумма устанавливалась по оценке судьи. Наконец, если в результате ранения наступила смерть, с хозяина взимался штраф в размере 50 тысяч сестерциев по иску любого заинтересованного лица.
4. Actio adversus nautas, caupones et stabularios («иск к хозяевам кораблей, трактиров, гостиниц и постоялых дворов с конюшнями»). Как уже отмечалось, владельцы перечисленных заведений должны были возместить ущерб, нанесенный имуществу пассажиров и постояльцев. Если же удавалось доказать, что вред имуществу клиента был причинен по вине одного из слуг, то по данному иску с хозяина взыскивалась не однократная, а двойная стоимость ущерба. Разумеется, можно было привлечь к суду и слугу, предъявив ему, например, иск о воровстве, но, во-первых, в услужении находились преимущественно рабы, а во-вторых, пострадавшему было выгоднее призвать к ответу хозяина как более платежеспособное лицо.

 

[1]  Такое «случайное сообщество» (communio incidens) могло возникнуть в результате либо наследования, либо дарения с условием, либо случайного смешения вещей. Отношения между этими лицами регулировались теми же правилами, что и отношения внутри товарищества, с той лишь разницей, что любое из этих лиц, не будучи связанным договором, в любой момент могло потребовать раздела общего имущества.

[2]  Если исполнитель рассчитывает на вознаграждение, то он старается зря, поскольку без договора это невозможно. Если же он намерен взять на себя расходы, тогда речь идет не о negotiorum gestio, а об одной из форм дарения.

[3]  Разбирая различные казусы, классические юристы пришли к выводу, что ненужная, обременительная «медвежья услуга», оказанная исполнителем хозяину (скажем, дорогостоящий ремонт выброшенной хозяином вещи), не ведет к возникновению обязательств. С другой стороны, исполнитель может предпринять какие-то действия, которые, казалось бы, не имеют отношения к интересам хозяина, но тот вправе усмотреть в них пользу для себя и последующим одобрением (ratihabitio) признать свои обязательства.

[4]  Из этого общего правила Лабеон и Ульпиан допускают следующее исключение: если исполнитель из дружеских побуждений взял на себя заботу о чужом имуществе, которое подвергалось серьезной опасности, он отвечает только за злой умысел и за «грубую неосторожность».

[5]  Если лицо, сделавшее платеж, при этом сознавало, что никакого долга нет, значит, речь идет о дарении. Если же тот, кто принял уплаченное, прекрасно понимал, что произошла ошибка, но не отказался от обогащении, то подобное поведение приравнивалось к краже.

[6]  Так называется этот иск в кодификации Юстиниана; примерно то же содержание имел и более ранний иск condictio ob rem dati.

[7] В древнейшие времена подобный деликт вызывал не обязательство, а месть, которую Законы XII таблиц ограничили принципом талиона – око за око, зуб за зуб (VIII. 2). Возмещение материального ущерба или штраф имели основанием договор, заключаемый между потерпевшим и обидчиком для того, чтобы последний откупился от мести. Однако уже в течение того же древнейшего периода частная месть была запрещена и заменена определенными денежными компенсациями за каждое правонарушение. После этого сам факт совершения деликта стал непосредственным источником обязательства.

[8] Тем не менее, иск к наследнику нарушителя был возможен на том основании, что в его имущество по наследству перешло что-либо полученное в результате деликта.

[9]  В том случае, если требовалось возмещение причиненного ущерба, это правило не действовало, и уплата соответствующей суммы одним из нарушителей освобождала остальных от обязательства.

[10]  Таким образом, по древнему цивильному праву «открытое воровство» признавалось не частным деликтом, а уголовным преступлением.

[11]  В древнейшие времена мог проводиться и торжественный, ритуальный обыск, при котором обыскивающий был одет только в набедренную повязку и имел при себе чашу. Если украденное находили при таком обыске, виновный отвечал так же, как если бы был пойман с поличным.

[12]  С одной стороны, иск по закону Аквилия являлся персекуторным, т.е. направленным на возвращение стоимости утраченной вещи. С другой стороны, он имел и штрафную функцию, поскольку истец требовал возмещения не текущей, а наивысшей за последний год или месяц стоимости вещи, а кроме того, ответчик уплачивал в качестве штрафа еще столько же, если неосновательно отрицал свою вину.

[13]  Если дом принадлежал нескольким хозяевам, они несли солидарную ответственность.